Елена Прекрасная

Реальная история, рассказанная Леонидом

В приходе было три женщины по имени Елена. Все они были очень симпатичными и привлекали внимание молодых мужчин.

Одна из Лен - пухленькая бухгалтерша, которая совмещала работу в храме с учебой на вечернем отделении института. Другая - мать двоих детей, тоже довольно крупная женщина. Она была замужем за следователем и преподавала в воскресной школе. А третья Лена была завхозом или, по церковному, ризничной. Это была женщина около тридцати лет (мы познакомились, когда ей было 28), среднего роста, не полная, но мускулистая, с прямым аккуратным острым носиком, голубыми глазами, темными правильными бровями и столь же темными волосами, которые она то собирала в хвост, который доходил ниже поясницы, то заплетала в аккуратную косичку. В общем, красавица была по всем параметрам. То ли она была замужем и развелась, то ли нагуляла, но у нее был сын. Родила она его в девятнадцать лет. А как - об этом молчала. По профессии педагог, преподавала русский и литературу в соседней школе. Потом ушла оттуда после какого-то скандала, о котором тоже никому не рассказывала. Одна женщина очень удивлялась, что ее в церкви держат.

Поведения Лена была вольного, всегда вихляла задом, любила со всеми кокетничать. Это резко выделяло ее из всего приходского актива. Там были либо скромные девушки, мечтавшие о монашеских подвигах, либо женщины в возрасте, красота которых уже увядала, и которые всю жизнь воевали с пьющими мужьями. Можно только представить, какую ненависть заслужила у них веселая ризничная, бойко перемигивающаяся со всем приходским молодняком. Она была лично знакома со многими мужчинами и, как оказалось впоследствии, с радостью делилась с ними своим опытом за небольшую мзду.

И все же приходские женщины были вынуждены ее терпеть, хотя они много раз жаловались на нее священнику. Ведь Лена была мастерицей на все руки. Она не только вкусно готовила, но и шила, кроила и вышивала церковные ризы и всякие облачения и завесы. Где-то обучилась золотошвейному искусству. Была всегда трудолюбива, как пчелка. Делала венки, украшения для плащаницы. Так что в приходском хозяйстве без нее было не обойтись.

Все, начиная с десятилетних мальцов, звали ее Ленкой. Поклонники - Леночкой. В приходе было много неженатых молодых людей, влюбленных в нее. Она принимала от всех подарки, ухаживания; со всеми целовалась потихоньку, давала себя обнимать. За это просила выполнить что-нибудь из работ, возложенных на нее в храме: сходить за продуктами, вскопать грядки (у нее розы даже в октябре цвели). И каждый был рад ей помочь, думая, что рано или поздно она его осчастливит. Я слышал, что один из алтарников, на восемь лет младше Лены, страстно влюбился в нее, и отдает ей всю свою зарплату. Его мать приходила в церковь и устроила грандиозный скандал.

Среди поклонников Лены был и я. Однажды она попросила меня купить красной икры для ее сына, потом еще раз. За это я провожал ее до дома. В один вечер, когда сына не было, она пригласила меня попить чаю. Ясное дело, после чаепития мы занялись любовью. До этого я встречался с другими женщинами, но никогда у меня не получалось так хорошо, как с ней. Это была полная гармония.

Роман наш тянулся года полтора. Встречалась она со мной нерегулярно, но некоторые из алтарников смотрели на меня волками.

Потом я уехал в Израиль на три недели. Когда вернулся, узнал о новом скандале. Оказывается, Леночку застали в трапезной сразу с двумя пятнадцатилетними мальчиками, которых она посвящала в любовные таинства. Это первое. Второе - ее поклонники в конце концов передрались. В мое отсутствие раскрылись ее шашни, и произошло три драки.

На 24 августа было назначено заседание комиссии по благочинию при храме. В комиссию входили жена священника, поварихи, птичница, три преподавателя воскресной школы и мать одной певчей - все они были очень злыми бабами. Меня позвали на заседание, как одного из поклонников Лены.

После всех служб собрались в трапезной. Все сели, а Лена стояла посредине. Она знала, чем кончится это разбирательство, и оделась попроще – джинсовая юбка и серенькая блузка, не очень новая. Была она бледной и переминалась с ноги на ногу.

Сначала вытащили наружу все грязное белье. Выспрашивали, где, с кем, когда, как происходило у нее. За сколько. Лена была немногословной, отвечала в основном “да” или “нет”. Женщины ехидно комментировали ее постельные подвиги. Поклонники хмуро рассказывали. Много интересного я услышал. Оказывается, она не только спала с ними, но и здорово тянула с них деньги или заставляла за нее работать. Я тоже рассказал, что она попросила меня сделать. В общем, много грязи вышло наружу.

В конце концов слово дали Лене. И вот тут ее понесло. Я, говорит, всех любила, мне одного мужика мало, а с них я ничего не просила, сами несли. Я дорогая девушка, а вы все козлы и злобные мымры. Что тут началось! Все заорали:

- Пороть ее! Полосовать до крови! Двести плетей влепить!

Священник подождал, пока все выкричатся, и сказал, что неплохо бы ее забить до смерти, но в тюрьму за нее идти глупо. Назначил ей тридцать пять плетей. Пороть Лену вызвалась его жена Марина.

Стали готовиться к порке. Притащили широкую скамью и поставили ее посредине трапезной. Принесли ведро с соленой водой, где уже лежала плеть. Плеть эта была сделана из тонкого каната, прикрепленного к рукоятке. Перед наказанием ее обычно вымачивали. Принесли полотенца.

Леночка стояла с дрожащими руками и губами, что-то шепча. - Ложись, Елена Прекрасная! - сказал ей священник.

Лена перекрестилась, поклонилась ему. Поварихи заговорили, что надо бы ее раздеть догола, бесстыдницу этакую, чтоб ей хоть раз в жизни стыдно стало.

- Это идея! – сказала жена священника.- Раздевайся, Ленка!

Та спросила, как ей раздеваться: догола ли. Настоятель сказал, что догола не надо, а юбку снять и блузку тоже.

Поварихи подошли к Лене, расстегнули и сняли юбку, стали расстегивать блузку. Она подняла руки, и блузку с нее сняли. Затем сняли и нижнюю юбку. Осталась Лена в трусах и комбинации.

Она сама подошла к скамье, еще раз перекрестилась и легла. Марина велела ей вытянуть руки и сложить их под скамейкой. Другая Лена, учительница, связала руки полотенцем и прикрутила к скамье. Марина тем временем привязала ноги. Затем она спустила ей трусы ниже колен и задрала комбинацию. Лена была готова к порке.

Настоятель взял четки, чтобы по ним отсчитывать удары. Его жена вооружилась плетью и помахала ею в воздухе. Услышав свист, Лена невольно сжалась.

Марина обворожительно улыбнулась и со всего маха опустила плеть на верх приятно округлого белого зада. Противный свист и глухой шлепок от удара по телу. Сразу вспухла красная полоса. Лена издала нечленораздельный звук и вздрогнула. Снова свист и шлепок. Полоса легла пониже, почти что параллельно. Лена дернулась всем телом, насколько ей позволяли путы.

Плеть мерно падала, оставляя красные вспухающие полосы. Лена сначала пыталась терпеть, но после седьмого удара она оставила свою гордость и отчаянно завопила. На восьмом ударе впервые под плетью лопнула кожа и показалась кровь. Вопль стал диким. Но Лена не просила пощады. "Сволочи! Гады!" и матерная брань так и сыпались из нее.

Где-то после пятнадцатого удара, когда весь зад ее был уже в кровавых жилках, слезы брызнули из ее глаз. Она кричала уже что-то нечленораздельное, завывала после каждого удара, закусывала губу, высовывала язык. Она билась, как рыба на сковороде.

Со странным чувством смотрел я на Лену, извивавшуюся под плетью. С одной стороны, мне было ее безумно жалко, жаль ее тела, созданного скорее для любовных игр, чем для порки. С другой стороны, я знал, что у нее было много мужчин. Мне часто хотелось, переспав с ней, расстрелять ее. И теперь я был рад видеть ее униженной, корчащейся от дикой боли, с окровавленной задницей, всю в слезах, с лицом, искаженным страданием.

- Так ее! Так ее, суку! Учи, Марина, учи эту б...! - бесновались старухи и женщины из актива. Наконец-то они дождались позора гордой красавицы.

После двадцати ударов Лене дали отдышаться. Она тихо плакала, ожидая окончания наказания, а все ее ругательски ругали. Марина отдыхала. Стали говорить, что надо бы, чтобы Лену высекли ее же поклонники. Вызвались три паренька. Каждый из них должен был дать ей по пять ударов.

Отдых продолжался около получаса. Я попросил простить Лене оставшиеся удары, поскольку она уже и без того жестоко наказана. Но меня никто не послушал.

Первым плеть взял Сергей, тот самый юноша, который отдавал Лене свою зарплату. Бил он ее, разумеется, слабее, чем Марина. Она не кричала, только плакала и стонала. Ее зад был уже сильно иссечен, и кровь капала с него после каждого удара.

Затем наступила очередь другого алтарника, постарше. Он влепил свой пяток покрепче - Лена сразу подала голос. К тому времени она уже охрипла от воплей. Она трепыхалась, корчилась и отчаянно вихляла задом.

Во время порки все были предельно взбудоражены. Люди орали, проклинали Лену, издевались на ней. Женщины приходские совсем остервенели. Дай им волю, они бы ее растерзали на куски. Мне показалось, что многие испытали половое возбуждение, причем не только мужчины, но и женщины. Так и вспоминаю их раскрасневшиеся лица и разинутые рты, брызжущие слюной! Скажу честно, я тоже пережил эрекцию.

Последним Лену порол сторож. Этот отец пятерых детей, видимо, крепко в нее влюбился в свое время. Он сек ее не в полную силу, но она отчаянно выла. Слезы и слюна так и текли с ее лица. Мне стало ее очень жалко. Вся злоба на нее прошла.

Лену развязали, но встать она не могла. Ей дали отлежаться, наказанное место завязали мокрой простыней, предварительно смазав йодом. Лежала она долго. Я остался было ее утешать, но она горько плакала, и не хотела со мной говорить.

Через три часа ей помогли подняться, положили в уазик и отвезли домой. Дня три-четыре она отлеживалась.

Через три месяца Лена ушла из этого прихода, найдя себе место в каком-то монастыре. Потом она переехала с сыном в свою родную Воронежскую область. Не простила она своей порки никому.

А вслед за Леной покинул приход и я.