Румяные щечки

Невысокой блондинке (24 года, 48 кг, 34-22-34) нравится румянец на ягодицах – особенно на ее собственных! Я хочу получить незабываемую порку из рук мужчины, который умеет как следует надрать задницу непослушной девчонке.Фото и информацию высылайте по адресу: абонентский ящик 103SM.

Я наткнулся на это объявление в районной газете для взрослых и, едва увидев его, понял, что не могу не откликнуться. В своих фантазиях я давно уже получал порку или порол сам и даже провел однажды целый час в “застенке”, удовлетворяя свое любопытство и проверяя, помогает ли порка – крепкая порка, полученная от женщины, воплотить мои мечты. Но я никогда еще не встречал девушку, которая хотела бы, чтобы ее саму высекли. Я знал, что могу найти девчонку, которая за деньги позволит мне все, что угодно. Но даже если бы мои финансы позволяли это, мысль о том, чтобы заплатить женщине за то, что я причиню ей боль, представлялась мне, ну, безнравственной, что ли. И вот наконец появился человек, который способен наслаждаться такой игрой!

Я отправил по указанному адресу свою фотографию, сопроводив ее короткой запиской с номером телефона. А через несколько дней, вернувшись с работы, обнаружил на автоответчике послание от Гейл и ее номер. Я тут же позвонил, она была дома. Несколько минут мы болтали, не упоминая об ее объявлении, и я чувствовал, что она пытается понять, с кем имеет дело и не опасен ли я. Я рассказывал ей о моей работе, о разводе с женой и его причинах, о двоих ребятишках, которые живут с матерью, но дважды в месяц проводят со мной выходные. В конце концов она убедилась, что я не маньяк. Разговор перешел к ее объявлению и моей записке. В итоге мы условились встретиться за стаканчиком на следующий вечер, в пятницу.

Положив трубку, я устроил смотр “игрушкам”, которые собирал уже немало лет. Несколько деревянных весел различного размера и веса, некоторые с мягким покрытием. Узкие кожаные ремешки с пряжками – чтобы привязывать наказываемого, и ремни пошире, без пряжек, предназначенные для, скажем так, непосредственного применения. Щетка для волос, из которой я повыдергал зубчики, так что одна ее сторона была гладкой и ровной, а другую покрывали дырочки. Пластиковый ремешок. Веревка. И, конечно, березовая трость, которой регулярно воспитывали меня и моих младших братьев и сестер с семи- или восьмилетнего возраста и до тех пор, пока нам не сравнялось тринадцать-четырнадцать. Я не знал, захочет ли Гейл испробовать на себе эти инструменты. Но, судя по объявлению, она была опытна и настроена серьезно, и я счел, что она, возможно, не станет ограничиваться шлепками рукой. Я опустошил спортивную сумку и сложил игрушки в нее, чтобы они не привлекли ничьего внимания.

На следующий вечер я явился в маленький бар, который мы с Гейл выбрали для встречи. Я сразу узнал ее. В отличие от многих авторов объявлений о знакомстве, Гейл правдиво описала свою внешность. Она не отличалась яркостью, но была миловидна и опрятна, хорошо сложена и покрыта загаром, несмотря на белую от природы кожу. Я чувствовал себя с ней уютно. Мы выпили, но в шумном баре нелегко было разговаривать. Так что после второго стаканчика Гейл предложила отправиться к ней домой.

Поднимаясь следом за девушкой по ступенькам к ее квартире на втором этаже и сжимая в руке спортивную сумку, я невольно следил, как напрягаются и опадают при каждом шаге мускулы ее попки. И пытался представить, что же я увижу, когда смогу наконец убрать два слоя тонкой ткани, которые мешают обзору.

Гейл отперла дверь и провела меня в чистую, хорошо обставленную квартиру. После короткой экскурсии по пяти комнатам она предложила мне выпить еще. Я согласился, она налила нам обоим и уселась на диван в гостиной. Мы долго молча смотрели друг на друга, пока я не решил наконец растопить лед и не спросил, как появился у нее интерес к порке.

Она ответила, что мать и отчим воспитывали ее в строгости и часто шлепали в детстве. Несколько лет назад она поняла, что, хотя эти порки были очень болезненными, воспоминания о них “будоражат” ее. Я спросил, в каком возрасте родители выпороли ее в последний раз. Оказалось, что мать не шлепала Гейл с двенадцати лет, но отчим продолжал наказывать девочку еще года два. В конце концов мать это пресекла, поскольку Гейл сделалась “слишком взрослой”.

Я спросил, сколько лет ей было, когда она получила первую “добровольную” порку – и девушка покраснела до ушей. Смешавшись, Гейл призналась, что ее не шлепали с четырнадцати лет. Просто ей не хотелось, чтобы ее объявление выглядело наивным. Я заверил девушку, что все понимаю, что раз это ее первый опыт, то мы начнем очень осторожно и не пойдем дальше, чем она сама захочет. Про себя я усомнился, что до сумки с игрушками вообще дойдет очередь.

Я пообещал Гейл ничего не делать, не предупредив ее и не дав ей возможности отказаться. И предложил ей улечься поперек моих колен – это поможет ей подготовиться морально. Она минутку поколебалась, потом залпом допила то, что оставалось в ее бокале, и поднялась. Я передвинулся к середине дивана и дотянулся до ее руки. Я осторожно уложил Гейл к себе на колени, так что низ живота девушки оказался на моем правом бедре, а груди – я чувствовал - прижались к внешней стороне левого. Ни слова не говоря, я медленно провел ладонью по ее обтянутому брючками заду. И ощутил, как она задрожала всем телом.

Не снимая руки с попки Гейл, я попросил ее подробнее рассказать о том, как ее пороли в детстве. Оказалось, что ее мать обычно использовала линейку или тапок с жесткой подметкой. Отчим же сначала наказывал девочку щеткой для волос, а когда ей исполнилось десять или одиннадцать, начал применять ремень. Если Гейл случалось заслужить порку, она получала ее сразу же, где бы она ни находилась, причем шлепали ее всегда через одежду. Это было не слишком больно, поскольку наказание быстро заканчивалось, да и одежда защищала тело. Но девочку пугал гнев родителей. К тому же она стеснялась друзей, если ей доставалось при них.

А вот в случае серьезных проступков наказания были куда более ощутимыми. Независимо от времени суток девочку отсылали в ее комнату, где она должна была переодеться в ночную рубашку и ждать неминуемой порки – от десяти минут до часа. Пока Гейл рассказывала мне все это, я гладил ее одной рукой по спине, а другой по ягодицам, чувствуя, как она выгибается, подставляя попку под ласковые прикосновения моей руки.

Если выпороть ее собиралась мать, продолжала свою историю девушка, она заставляла Гейл задрать рубашку до талии и, стоя на коленях, лечь животом на кровать. Как правило, девочка получала не больше двух дюжин шлепков линейкой или тапком по голому заду, если только не пыталась помешать наказанию. Мать не держала ее, но когда Гейл меняла позу, приказывала ей вернуться в прежнее положение и начинала порку сначала. Пока девушка описывала все это, моя рука скользила по задней поверхности ее бедер – по каждому поочередно. Я с благодарностью замечал, как она раздвигает ножки в ответ на мои прикосновения.

Вернув ладонь на попку Гейл, я спросил девушку, насколько те порки, которые она получала от отчима, отличались от материнских. Во-первых, ответила она, отчим всегда приказывал ей снять рубашку, так что она оставалась совсем голой. Когда он наказывал ее щеткой, он садился на край кровати и укладывал Гейл к себе на колени – так же, как она сейчас лежит не моих. Я отчетливо представлял себе, как трепетало ее обнаженное тело – так же, как содрогается оно, полностью одетое, под моими руками. Отчим давал девочке десять или пятнадцать быстрых шлепков щеткой, а затем прерывался, чтобы прочитать ей нотацию. Когда Гейл немного успокаивалась и переставала плакать, порка возобновлялась. Обычно это повторялось пять или шесть раз, так что синяки на попке не проходили по несколько дней.

Когда щетку сменил ремень, Гейл приходилось становиться на четвереньки на кровати, опустив голову и приподняв зад. Девочка должна была громко считать удары, а если она пробовала изменить позу, порка начиналась снова. Как правило, она получала десять ремней подряд, причем отчим стегал ее не только по ягодицам, но и по задней части бедер. Затем он давал девочке одну или две минуты передышки перед следующей порцией. Проделав это два-три раза, отчим приказывал ей широко раздвинуть ноги и хлестал по внутренней части бедер – особенно часто это случалось в последний год или два наказаний Гейл. Я спросил, только ли ремень касался ее, когда она стояла перед отчимом в этой позе. Девушка снова густо покраснела и сказала, что никаких сексуальных приставаний не было, хотя отчим иногда подталкивал ее, чтобы заставить принять нужное положение.

Гейл неровно дышала, речь ее была сбивчивой. Сомневаюсь, что она прежде рассказывала об этом кому-нибудь, а если и рассказывала, готов побиться об заклад, что слушатель, в отличие от меня, не мог видеть, как намокли ее трусики.

- Ну, что ж, Гейл,- сказал я,- кажется, я понимаю, что все это для тебя значит. Сейчас я тебя отшлепаю,- ее попка напряглась под моей ладонью,- но сперва хочу кое-что тебе объяснить.

- Главная проблема в такого рода играх – то, что наказываемый знает, что может остановить порку. Когда ты была ребенком, ты ничего не могла поделать – мама и отчим пороли тебя, сколько считали нужным, и не спрашивали твоего мнения о том, хватит тебе или нет. И я поступлю с тобой так же.

- Погоди, дай мне договорить,- решительно прервал я ее.- Это не значит, что у тебя нет права голоса. Прежде, чем я что-либо сделаю, я предупрежу тебя, и мы договоримся о количестве ударов. Я ничего не стану предпринимать без твоего согласия, но как только мы условимся, передумать ты уже не сможешь и получишь все сполна, если только я сам не сочту нужным уменьшить наказание. Как тебе это?

- Хорошо, допустим,- медленно проговорила она затем,- Ну, а вдруг мне будет чересчур больно?

- А иначе это не будет похоже на настоящую порку,- возразил я.- К тому же, если тебе окажется слишком, можно в следующий раз уменьшить количество ударов.

- Ладно,- неуверенно сказала она.- Я очень надеюсь, что мне не придется жалеть об этом.

- Не придется,- заверил я ее.- Так, поскольку тебя давно не пороли, мы начнем очень осторожно. Брюки снимать не будем, и для начала я отшлепаю тебя рукой. Сколько ты хочешь получить?

- Может быть, пять? – поразмыслив минутку, предложила Гейл.

Мы сошлись на семи, и я немного подвинул ее, так, чтобы ее попка оказалась точно над моим бедром.

Я с силой опустил ладонь на правую половинку сжавшейся попки Гейл. Девушка резко выдохнула, но больше не издала ни звука. Второй такой же шлепок достался левому полушарию. Следующий пришелся на то же место прежде, чем Гейл успела сжать ягодицы снова. На семь шлепков потребовалось секунд десять, не больше, и, судя по всему, Гейл такое наказание не показалось тяжелым.

- Не очень-то больно, верно? Может, еще пятнадцать? – спросил я.

- Окей,- ответила она.- Думаю, так я могу влиять на ситуацию.

Гейл тихонько взвизгнула от неожиданности, без предупреждения получив от меня первый шлепок. Последние три удара из этой порции вызвали у нее короткие стоны, но судя по всему, девушке не было по-настоящему больно.

- Отлично,- объявил я, - думаю, самое время добавить немного реализма. Давай-ка избавимся от штанов.

Гейл неловко поднялась, расстегнула молнию на своих широких брюках и сняла их. В ее взгляде явно читался вопрос: должны ли последовать за ними и трусики.

- Оставь их пока,- улыбнулся я,- а вот блузку, пожалуй, сними, чтобы после время не тратить.

Так я дал ей понять, что собираюсь полностью раздеть ее, прежде чем мы закончим, но было непохоже, чтобы это ее обеспокоило. Она расстегнула блузку и бросила ее поверх брюк. Затем, оставшись в одном бюстгальтере и нежно-голубых нейлоновых трусиках, так, что уже и фантазировать почти не требовалось, она снова перегнулась через мои колени.

Легкие трусики почти ничего не закрывали, и я убедился, что ее попка и впрямь была такой крепенькой и красиво очерченной, как я и предполагал.

Пока что кожа лишь чуть-чуть порозовела от мягких шлепков, ну да ничего, следующая порция подрумянит ее сильнее.

- Я буду шлепать ладошкой,- сказал я.- Ты теперь меньше защищена, но зато успела привыкнуть к ощущениям. Почему бы не начать сразу с двадцати?

Мы сторговались на пятнадцати, и я согласился предупредить ее перед началом.

После предупреждения я с силой опустил руку на середину ее левого полушария, стараясь, чтобы удар пришелся в основном по месту, прикрытому трусиками. Звучный шлепок эхом разнесся по комнате, мою руку обожгла боль, и я не сомневался, что попку Гейл тоже, однако девушка только резко задержала дыхание. Я продолжал быстро шлепать ее, постепенно смещаясь с нейлона на голую кожу. К концу порки Гейл уже вовсю извивалась у меня на коленях, но похоже, она не столько уворачивалась от шлепков, сколько терлась лобком о мое бедро.

Наступил решающий момент. Я оказался перед выбором: либо окончательно раздеть Гейл и шлепать ее по-прежнему рукой, либо познакомить ее с содержимым моей сумки. Как ни хотелось мне увидеть девушку полностью обнаженной, я подумал, что она, пожалуй, будет меньше бояться моих игрушек, если останется защищенной – скорее психологически, чем физически – своими трусиками. И я велел ей встать и принести мою спортивную сумку.

Я поставил сумку на кофейный столик перед нами и расстегнул молнию. Потом приказал Гейл достать все ее содержимое. Девушка внимательно изучала каждое весло и ремень прежде чем положить на столик. Когда сумка опустела, я сказал, чтобы Гейл сама выбрала для себя орудие наказания.

- А может, лучше еще немного рукой? – спросила она.- Я это к тому, что рукой получалось уже достаточно сильно, а от всех этих штук может быть по-настоящему больно.

- Все будет так, как ты захочешь,- сказал я,- но по-моему, ты уже готова попробовать нечто более серьезное, чем рука. Ты ведь хочешь испытать, что такое настоящая порка?

Она выбрала самое легкое весло и протянула мне. Удачный выбор. Я знал по собственному опыту, что оно здорово обжигает, но боль проходит через несколько минут.

Гейл улеглась поперек моих колен, но теперь она была куда более напряжена, чем прежде. Я погладил ее попку и заднюю часть бедер, заверив, что весло мало чем отличается от ладошки, шлепки которой она перенесла с такой легкостью. Она несколько обмякла, но ягодицы остались поджатыми. Я спросил, сколько ударов она хочет получить для начала, и она предложила пять.

Я назвал цифру пятнадцать, так что остановились мы на десятке. Я занес весло и велел ей расслабиться, но мои слова, конечно, возымели обратный эффект.

Весло резко приземлилось на прикрытую трусиками часть правой щечки. Гейл подпрыгнула и охнула, но других звуков не издала. Я быстро выдал ей оставшиеся девять ударов. Я шлепал ее полушария поочередно, и она дергалась при каждом ударе – но молчала.

- Было не так больно, как я опасалась. Вообще-то,- призналась она,- это оказалось даже лучше, чем рукой.

Я был в восторге от уверенности, что она теперь согласится на более длительное общение с любой из моих игрушек.

Ничего больше не объясняя, я скатал ее трусики вниз, так, что они оказались туго натянутыми меж ее бедер, как раз под выпуклыми щечками.

Попка покрылась мурашками, когда Гейл впервые почувствовала себя полностью беззащитной. Ее половинки были в розовых пятнах, но уже через час от этого румянца не осталось бы и следа, если бы мы сейчас остановились.

- Я продолжу тем же веслом, но теперь ты получишь двадцать пять ударов.

Гейл охотно согласилась, но сжала полушария, когда я поднял весло. На сей раз я шлепал ее крепче и без какой-либо системы. Двадцати пяти ударов было вполне достаточно, чтобы хватило на обе ягодицы. Сначала единственным звуком были только шлепки весла, но где-то после пятнадцати я начал слышать “О-о!” и “Ах!” при каждом ударе.

Я закончил, и Гейл расслабилась, свесившись с моих колен.

- О, господи! – воскликнула она.- Это уже начинает напоминать настоящую порку, вроде тех, что мне доводилось получать в свое время!

Ее попка несколько разрумянилась, но я был уверен, что она будет куда краснее, прежде, чем я покину этот дом.

Я благодарно пробежался пальцами по ее шелковистой коже.

- Хочешь отдохнуть или сделаем следующий шаг? – спросил я.

- М-м, я бы пожалуй еще выпила через несколько минут, но сперва…

Она подвинулась, чтобы встать на колени, и, повернувшись к кофейному столику, начала перебирать инструменты. Скатанные трусики по-прежнему прикрывали большую часть ее промежности, но все равно было видно, что она либо природная блондинка, либо состоит в очень близких отношениях со своим парикмахером.

Взвесив в руке каждое весло, Гейл наконец протянула мне овальное, обтянутое кожей.

Она снова устроилась кверху попкой, но на сей раз уперлась коленями в диван, отчего ее таз аппетитно приподнялся.

Я не стал предлагать больше, поскольку это весло было потяжелее первого, и я знал по себе, что двадцать ударов им едва ли только “напомнят” девушке настоящую порку.

Я еще немного стянул вниз трусики Гейл, чтобы совсем открыть нижнюю часть попки, и поднял весло.

Правая щечка ее попки расплющилась под ударом весла, и Гейл удивленно взвизгнула. Я быстро шлепнул ее по левой стороне и опять вернулся на правую, стараясь не попасть веслом по ярко-красному пятну, оставленному первым ударом. Я порол ее далеко не в полную силу, но достаточно ощутимо, о чем она не замедлила мне сообщить:

Она больше не поднимала зад навстречу веслу, и я чувствовал, что она полностью перенесла свой вес на мои колени и вертится из стороны в сторону, опасаясь получить два шлепка подряд по одному месту, если я неточно прицелюсь. Когда я нанес двадцатый удар и отложил весло, ее попка была уже сплошь красной. После порки Гейл никак не могла отдышаться и еще некоторое время ерзала у меня на коленях.

- Ого! – воскликнула она наконец.- Хорошо, что я не предложила тебе тридцать!

- Ты ведь могла бы выдержать и тридцать, и даже сорок, ты же знаешь,- ответил я.

- О, я знаю, что могла бы. Я могу стерпеть намного больше, чем ты мне пока что дал, но я рада, что ты делаешь все постепенно. Если бы ты слишком торопил меня, я, наверное, побоялась бы пробовать что-то еще.

Она взяла наши стаканы и направилась в кухню. Небесно-голубой нейлоновый жгут вокруг бедер разительно подчеркивал ярко-красный цвет ее задницы.

Она вернулась через пару минут с полными стаканами. Уселась на диван, и мы поболтали несколько минут. Я спросил, как ей понравилось то, что мы делали до сих пор. Она ответила, что больно было только во время последней порки, а теперь она сильно возбуждена и надеется, что я не собираюсь останавливаться.

Я заверил ее, что не собираюсь, и когда мы допили, предложил ей отправиться в спальню и надеть ночную рубашку, а я, мол, присоединюсь к ней через несколько минут. Гейл встала и пошла к спальне.

Я оглядел инструменты на кофейном столике и выбрал пластиковый ремешок чуть больше дюйма в ширину, четверть дюйма в толщину и около 18 дюймов длиной. Изо всех моих “игрушек” эта больше всего походила на деревянную линейку матери Гейл, хотя и была тяжелее.

- Когда я приду,- заявил я,- ты получишь 25 ударов вот этим.

- Подумай над тем, что тебя ожидает, пока переодеваешься.

Гейл с трудом сглотнула, затем кивнула и вновь повернулась к спальне. Я подождал, пока не раздался звук спускаемой в унитазе воды, затем я услышал, как открылась одна дверь и закрылась другая, и только тогда я отправился на поиски туалета – потребность в этом была уже настоятельной, с учетом четырех выпитых стаканов. В ванной, в выдвижном ящике я, как и рассчитывал, нашел сверток. Я взял одну из тех штучек, что в нем находились, сунул ее в карман и вернулся в гостиную. Там я снова уложил инструменты в спортивную сумку и уселся ждать.

Дав Гейл десять минут, чтобы переодеться и пофантазировать,

если захочется, я отправился в спальню, прихватив ремень и сумку. Дверь была приоткрыта, я толкнул ее и вошел, а затем запер за собой. Гейл лежала вниз лицом, ноги ее свешивались с кровати. На ней была ночная рубашка того же цвета, что и трусики, причем достаточно короткая, чтобы я мог заметить отсутствие оных. Ее ноги были слегка раздвинуты, и при виде густых, медового цвета волос, выглядывающих из-под рубашки, я почувствовал, что у меня встает.

Подойдя к кровати, я поставил на пол рядом с ней сумку. Ни слова не говоря, я задрал сорочку Гейл до середины спины. Девушка чуть шире развела ноги и поджала щечки своей изумительной попки. Краснота уже сошла, и кожа была ровного розового цвета.

- Ну, как, готова получить обещанные двадцать пять? – спросил я.

- Отлично. Но имей в виду: сдвинешься с места – начну по новой,- предупредил я ее.

Она вцепилась обеими руками в покрывало – я видел, как напряглись ее мышцы.

Я поднял ремень и быстро опустил его на обе половинки, в самой мясистой их части. Гейл пронзительно взвизгнула от боли - громче, чем когда-либо прежде. Следующий шлепок пришелся пониже первого, по правому полушарию. Я вошел в ритм порки: удары следовали примерно через каждые полторы секунды. Гейл не двигалась, но вскрикивала при каждом шлепке:

- Ой! Ай! А-а-а! Ах! Пожалуйста! Мама! О-о-о! Больно!

Где-то после семнадцатого или восемнадцатого удара ее крики стали громче и менее связными, но она по-прежнему не меняла позы и не пыталась увернуться от пластикового ремешка.

Когда я закончил, ее руки, сжимавшие покрывало, дрожали от напряжения, а попка была расчерчена во всех направлениях ровными красными полосками, но губы киски влажно блестели.

Я отложил ремень и уселся рядом с распростертой на кровати Гейл. Я нежно погладил ее попку, и девушка со стоном расжала кулаки и шире раздвинула ножки. Я ласкал раскаленные холмики тугой плоти, но не принял откровенного приглашения запустить руку между ее ног – успеется, если Гейл действительно этого хочет.

- О, да,- выдохнула она,- мне так приятно чувствовать твою руку! Хотела бы я, чтобы мама так меня гладила после порки.

- Ну, как, похоже это было на реальное наказание?

- Сначала похоже, а потом снова нет. То есть, больно-то было по-настоящему, как тогда, в детстве, а все-таки не так невыносимо. Может, оттого, что я знала, когда мы остановимся. Но ты меня здорово возбудил.

Это была чистая правда: киска Гейл так и сияла от сока, а пониже ее живота на покрывале расползалось влажное пятно. Мой налившийся кровью член грозил разорвать штаны, и мне пришлось встать, чтобы ослабить его давление на них.

- Ладно,- сказал я девушке,- думаю, самое время тебе попробовать порку настоящим ремнем. Сними-ка рубашку и встань на четвереньки.

Я повернулся к сумке и выбрал самый тяжелый из кожаных ремней. Он был немного уже, чем ремень для правки бритв, с которым я был так хорошо знаком в детстве. Зато он был толстым и в то же время гибким, и я был уверен, что он произведет на Гейл сильное впечатление.

Когда я снова взглянул на девушку, она была уже голенькая и стояла в той самой позе, которую описывала мне раньше: голова и плечи опущены, затвердевшие соски упругих грудей слегка касаются покрывала, загорелые бедра плотно сжаты, но между ними все равно видны припухшие от вожделения губки.

- Для начала получишь десяток вот этим, годится?

Она молча кивнула, и я увидел, как мышцы ее попки непроизвольно сжались.

- Ты знаешь, как себя вести во время порки,- напомнил я ей.- Ты будешь громко считать удары. Собьешься или изменишь позу – начнем сначала. Все ясно?

Еще кивок, без единого слова. У меня по-прежнему был мощный стояк, а сочащаяся влагой киска Гейл походила на яблочко в центре восхитительной мишени, но я знал, что девушка не будет удовлетворена, если не переживет заново одну из порок, которые задавал ей отчим.

Я отступил на полшага и занес ремень. Хлестнул не слишком сильно, направляя удар так, чтобы последние четыре или пять дюймов кожи хлопнули по внешней стороне правой половинки Гейл. Девушка качнулась влево и впервые действительно завопила от боли, однако не забыла выдохнуть:

Я снова стегнул ее, на этот раз по середине правой щечки, вызвав очередной пронзительный крик и сдавленное:

Третий и четвертый шлепки достались левому полушарию – я вывернул руку тыльной стороной. Наносить равные по силе удары у меня не получалось, но широкие багровые полосы, которые от них оставались, были почти одинаковы. Еще четыре шлепка я выдал с промежутками в две секунды, кладя их по диагонали: от верхушки одной щечки до нижней части другой. Два последних удара пришлись по задней части бедер, так что Гейл взвыла, но за все время порки она ни разу не сбилась со счета и не попыталась изменить позу, только попкой вертела.

Отложив ремень, я встал коленями на кровать рядом с Гейл. Она прислонилась ко мне и застонала, когда я погладил пылающие ягодички. Задняя часть ее бедер была влажной и скользкой от любовного сока, и я уже готов был покончить с поркой и погрузить пальцы в ее жаркую пещерку. Но стоило моей руке коснуться губок, как девушка напряглась и прошептала:

Я поднялся, а Гейл широко развела колени и выгнула спину, чтобы сильнее выставить попку. Ее припухший клитор выступал между раздувшимися губками, когда я опять взялся за кожаный ремешок. Она явно хотела настоящей порки, и я был готов исполнить ее желание.

- На этот раз ты получишь двадцать,- сказал я ей,- а если изменишь позу, я начну снова, причем добавлю еще и тот десяток, что тебе достался только что. Готова?

Я дождался кивка и сильно замахнулся. Как я и намечал, кончик ремня захлестнул внутреннюю сторону ее левого бедра, как раз под приоткрытыми губками киски.

Пронзительный визг вырвался через стиснутые зубы Гейл, но девушка осталась в прежней позе. Еще удар – и на правом бедре остался такой же след, как на левом. Гейл снова закричала, но не пошевелилась.

Я продолжил нахлестывать попку, задние и внутренние части бедер, делая между шлепками паузы в пять секунд. К десятому удару девушка еще сильнее прогнулась, выпятив зад и виляя им при каждом приземлении ремешка. К двадцатому вся ее кожа от колен до крестца приобрела почти равномерный огненно-красный цвет и покрылась влажными полосками от соков киски, которые попадали на ремень.

Я бросил ремешок на пол и начал нежно поглаживать горящую кожу Гейл. Она вздрогнула и застонала.

- Пожалуйста,- нетерпеливо зашептала девушка,- трахни меня, скорее, прошу тебя!

Уговаривать меня не требовалось. Я разулся, одной рукой расстегнул ремень и стащил с себя брюки и трусы, а другой уже нашаривал и распечатывал найденный в ванной презерватив. Натянув его на пульсирующий член, я вошел в заждавшуюся киску.

Гейл кончила в первый раз почти мгновенно, а еще через одну или две минуты разделила оргазм со мной. После второго пика девушка рухнула животом на постель, а я лег на нее, не вынимая член и задыхаясь, как и она. Я целовал ее ушки, шею, лопатки, прижимаясь бедрами к горячим щечкам ее попки.

Через несколько минут я с трудом поднялся и, пошатываясь, отправился в ванную, где отыскал флакон лосьона для тела с распылителем и прихватил свежий презерватив. Гейл все так же лежала ничком на кровати, когда я вернулся и начал бережно втирать лосьон в ее пострадавшую кожу. А еще через несколько минут мы оба снова были возбуждены. На сей раз Гейл сама надела на меня презерватив, и мы занялись любовью нежно и не спеша. Девушка лежала теперь на мне, лицом к лицу.

Позже, когда мы, полусонные, лежали рядом, Гейл прошептала:

- Надеюсь, мы сможем как-нибудь это повторить.

- И то, и другое,- выдохнула она.- В смысле, я вовсе не хочу получать порку всякий раз, как занимаюсь любовью, но когда ты сегодня в первый раз вошел в меня, это было что-то особенное, никогда такого не ощущала. Я так долго мечтала, чтобы меня сперва выпороли, а потом трахнули.

- А я так долго искал кого-нибудь, кто хотел бы получить порку,- сказал я ей,- и я так рад, что тебя это заводит. Я-то завожусь даже когда просто гляжу на тебя, и я совсем не хотел причинить тебе боль.

- Ты и не причинил, по крайней мере, не больше, чем я хотела. В следующий раз лучше начать сразу здесь и без предварительных разговоров… А он будет, этот следующий раз?

И тогда я заверил ее, что следующих разов будет столько, сколько она пожелает.